– Ну почему, пробовала,– поведала травница.– На своих козочках и один раз на волке. Себе вон целый рот зубов вырастила.– Бабуля ощерила рот, демонстрируя Глаше свои достижения на ниве зуборащения, и девушка ахнула. Зубы были ровные, белые, все как на подбор – стоматологические клиники между собой передрались бы, лишь бы старушку лицом своей сети сделать.
– Я шоглашна,– решительно выпалила она, невзирая на отчаянные знаки, которые ей подавал Оливье, и раскрыла рот.
Старушка радостно улыбнулась и, окунув в пробирку тонкую палочку с намотанным на ее конец подобием ватки, обмазала чудесным эликсиром кровоточащую Глашину десну.
– У-у-у,– выла Глаша минуту спустя,– умираю!
– Я тебя предупреждал,– шипел обеспокоенный Оливье,– не надо нам было сюда вообще приходить.
– Ничего-ничего! – кричала травница из-за шкафа, гремя склянками.– Это новый зуб режется, сейчас-сейчас, найду обезболивающий отварчик.
– Только ничего не пей! – умоляюще проскулил маркиз.
– Ну пошему? – удивилась Глаша, готовая в тот момент выпить хоть керосин, лишь бы полегчало.
– Потому что это…
– Вот он! – Из-за шкафа появилась довольная бабулька, потрясая литровой бутылью с мутной жидкостью.
– Давайте шкорей,– взвыла Гликерия, не в силах терпеть зубную боль.
Старушка поспешно опрокинула бутылку, наполнив стакан доверху, и девушка залпом опрокинула его содержимое в себя.
– Што это? – охрипшим голосом просипела она, чувствуя, как на глаза навернулись слезы.
– Что вы ей дали? – вскинулся Оливье.
– Самовар, десятилетней выдержки,– с гордостью сообщила травница.– Тебе налить?
– Не надо,– малодушно отказался маркиз.
– Зря,– расстроилась бабулька.– Тогда садись поближе, буду твои раны чинить.
– Может, не надо? – взмолился он.
– Надо, милый, надо.
– Глаш, ты как? – обеспокоенно спросил маркиз, пока травница увлеченно обмазывала его ушибы, царапины и укусы разноцветными зельями и мазями.
– Нишего, полегшало,– с удивлением признала та.– И, што шамое интерешное, я пошему-то не пьянею.
– От моего самовара не пьянеют,– горделиво сообщила травница.– Он только на пользу идет.
Через полчаса все боевые ранения путников были обработаны, зуб Глаши окончательно прорезался, и та чуть не задушила травницу в порыве благодарности. Растроганная бабулька предложила гостям присаживаться к столу и сдвинула часть баночек, чтобы освободить место для чая, какао и бубликов, если они вообще имели место быть в этом чудном мире и в этом странном доме в частности.
– О, не стоит волноваться, мы недавно обедали,– поспешно ответила девушка, опасливо поглядывая на нагромождения банок и с ужасом гадая об их содержимом.
– Да что вы! – всплеснула руками травница.– Уважьте старую Люсинду. Вы – первые гости за последние три года!
– А что случилось с последними? – нарочито-безразлично поинтересовался Оливье.
– О, это совершенно невероятная история! – засмеялась хозяйка.
– Надеюсь, со счастливым концом? – с окаменевшим лицом осведомился маркиз.
– Что вы! Никаких концов, она все еще продолжается!
– Это радует,– расслабился маркиз.
– Устали с дороги, притомились,– причитала старушка,– сейчас-сейчас, напою вас моим фирменным отварчиком для поднятия сил, будете бегать как горные козочки.
При упоминании козочек Оливье глухо закашлялся и, как только хозяйка в поисках нужного средства удалилась за шкаф, чуть слышно прошептал Глаше:
– Только ничего не ешь и не пей.
– Почему это? – принципиально возразила девушка, хотя и сама не испытывала никакого желания полакомиться деликатесами старушкиного производства.
– Это же сумасшедшая травница! – глухо булькнул маркиз.– Знаешь, чем она знаменита? Она превратила в лягушку одного заезжего принца, путешествовавшего инкогнито.
– Он ее грязно домогался? – хихикнула Глаша.
– Он всего лишь попросил у нее воды! – шикнул Оливье.
– Ну и поделом ему, нечего было попрошайничать,– мстительно заметила та.– Лучше бы купил у бабульки ведро водицы – и дул бы себе на здоровье.
– Кто жалуется на здоровье? – донесся до них радушный голос хозяйки.– У меня для здоровья припасено столько чудодейственных средств!
– Бабуля, вам послышалось! – хором вскрикнули спутники и опасливо переглянулись.
– Убираться отсюда надо, пока не поздно,– предложил маркиз.
– Неудобно как-то,– пожала плечами Глаша.– Вон она нам как помогла, как радуется. Три года старушка жила одна, соскучилась, поговорить наверняка хочет. Вдруг она что-нибудь полезное нам может рассказать?
– Как сушить лягушачьи лапки и толочь мышиный помет? – съехидничал Оливье.
– Ну почему сразу помет! – возмущенно ответила Гликерия.
– Помрет? – вскрикнула из-за печи травница.– Никто не помрет! Уж я-то свое дело знаю, я уже спешу на помощь!
Загремели кастрюльки, зазвенели баночки на полках – это сердобольная хозяйка торопилась исцелить смертельно больного.
– Не волнуйтесь, бабуля! – торопливо воскликнули гости.– Вам послышалось.
– Ах, послышалось,– с улыбкой ответила та, выглядывая из-за шкафа и умильно глядя на сидящих бок о бок девушку и юношу.– Ну воркуйте, голубки, воркуйте!
– Так вот, с тех пор народ травницу стороной обходит, вон видишь, и тропка, по которой мы шли, заросла почти. Боюсь даже предположить, что она тут в своем затворничестве наизобретала и наварила. Видишь, пузырьков-то сколько! – зашептал Оливье и опасливо покосился на длинные ряды склянок.
– А ты не бойся, ты предположи,– подмигнула Глаша.– Вдруг она тут изобрела какие-нибудь совершенно невероятные вещи вроде растишки для ног, родинковыводителя или, чем черт не шутит, антижабина?